Skip to main content
Интервью

Место театра в XXI веке, или Битва с махровой халтурой

By 21.11.201917 июля, 2023No Comments

21.11.2019

Сегодня мы поговорили с Сергеем Афанасьевым, нашим художественным руководителем, о роли русского театра в таком неоновом, таком пластиковом, таком современном XXI веке. Что главное в театре? Заменит ли его кинематограф? Как в условиях эскалации безразличия работать качественно даже без вдохновения? Ответы на все эти актуальные вопросы читайте ниже!

— В чём принципиальное отличие театра XXI века от того, который был сотни, тысячи лет назад? 

— В технологиях. Справные декорации, подсветка, мониторы, которые также можно использовать (как это сделала Ярослава Дубинина в своей последней постановке для ЛСД*), — всех этих новшеств, конечно же, раньше не было. Это отличное средство для выражения идеи. Но это лишь средство. Это не более чем макияж. Красивая девушка красива и без него. Так настоящий, волнующий театр хорош и без технологий.

— Что вас вдохновляет в современном театре?

— К сожалению, в последнее время театр становится пластиковым. Проживание заменено на фальшь. Конечно, она была всегда, но сейчас халтура становится махровой, более того, она превозносится, выдается за образец. Раньше меня удивляло, когда Вадим Борисович** говорил, что не любит посещать другие театры, а сейчас я и сам хожу с опаской — чаще всего это заканчивается разочарованием. Живой театр был и тысячу лет назад, мёртвые есть и сегодня.

— А что насчёт кинематографа? Он же появился относительно недавно, всего 100 лет прошло. Не думаете, что он сможет вытеснить театр? 

— Такое мнение возникло в тот момент, когда кинематограф только появился. Как видите, театр никуда не ушёл, спокойно существует и, более того, развивается. Самобытность театра за эти 100 лет только усилилась, как раз на контрасте с кинематографом. Дело в том, что последнее — это скорее про шоу, про спецэффекты, красивую картинку и экшен. Театр — это же скорее диалог зрителя с самим собой. Бывает, конечно, по-разному. Есть и очень хорошие, тихие фильмы, где актёр, его проживание на экране стоит на первом плане, и есть куча театров, где всё содержание сводится к эффектам. Последнее время актёр становится одним из выразительных средств. Я же убеждён в том, что театр строится вокруг актера. Есть актер — есть театр. Можно безболезненно убрать любую составляющую из театра: режиссёра, музыку, слова, стены, всё что угодно; но если нет актёра — нет театра.

— Чем вы руководствуетесь, когда ставите спектакли?

— В первую очередь мне нужно найти историю, которая меня зацепит. Я читаю пьесу, затем либо откладываю её в сторону и забываю, либо у меня вырывается «ух», и уже в ближайшее время она ложится в основу нашей новой постановки. Мне и нашей команде режиссёров интересен человек на сцене, актёр. Мы, в отличие от многих (даже слишком) современных театров, не занимаемся загадками и ребусами. Нам важна жизнь человеческого духа на сцене. Она есть и в цирке, и в клоунаде, и в балете. Но когда, например, из синхронного плавания вычитается истинное душевное проживание, в тот момент искусство становится гимнастикой. То же самое касается и театра. Жизнь и жизнеподобие — это абсолютно разные вещи. Можно на сцене есть, пить, стирать носки, делать все как в жизни, но внутри быть абсолютно не живым, мертвым. Если в душе актёра ничего не происходит, если он не умирает от восторга или страха, если его сердце не замирает или не выскакивает из груди, если он живёт с температурой 36,6 на сцене, то это не театр. На сцене нужно решать проблемы. Если же этого не происходит, а лишь делается вид, то это никому не интересно. Это очень многих отвращает от настоящего театра. Кажется, что театр — место скучное и что всё в нём уже было тысячу раз. Но до нас жили миллионы и миллиарды людей. Мы же не говорим, что нам не интересно жить! До нас были миллионы девочек, миллионы мальчиков, но мы проживаем эту жизнь с интересом. Так и в театре: жизнь на сцене всегда интересна, если это жизнь, а не её имитация.

— Помимо идеологии, есть другие факторы, которые сегодня влияют на репертуар?

— Безусловно. Бывает, что спектакль внутренне устаревает. С одной стороны, это естественный процесс. Некоторые темы, которые были актуальны в прошлом, сегодня уже не котируются (так мы сейчас переосмысливаем «Платье из парашюта»). С другой стороны, выгорание актёров. После того как они с десяток раз отыграют одну и ту же постановку, зачастую они устают и уже не «рвут себе сердце» так, как на премьере. Задача режиссёра подтолкнуть актёров, простимулировать, сделать так, чтобы спектакль дышал.

— Есть ли какой-то особый путь русского театра или это всё фантазии театралов?

— Русский психологический театр — это то, чему завидуют наши зарубежные коллеги. Лучшие голливудские актёры так или иначе проходят школу русского театра. Нам повезло со Станиславским. Он создал систему, раскрыл магию театра, а тайну творчества перевёл в ремесло. Раньше многие творили интуитивно, и результат был не самым воодушевляющим, а  сейчас эта профессия уже поставлена на поток. Даже если нет вдохновения, но ты можешь назвать себя по крайней мере среднеодарённым, система даёт актёру гарантию того, что после выхода на сцену его не закидают помидорами. Конечно, если он талантлив и вдохновлён, то ему система Станиславского вовсе не нужна. Но такое встречается редко. Если есть вдохновение, то человек сделает и трон. Если же нет, но у него за плечами ремесло — табуретку. И на том и на другом можно сидеть. Ремесло — это как сделать так, чтобы было, может, и не красиво, но устойчиво. Система — это ремесло. Вдохновение же зависит от многих факторов.

— Чем отличается P.S. от других театров? 

— Тем, что это наш театр. В чём различие между мной и тобой? Мы разные. Конечно, есть что-то общее: руки, ноги, голова, мы улыбаемся друг другу. Но, несмотря на это, у нас разная судьба. У нас одни проблемы, у других театров — другие. И какие проблемы лучше, непонятно.

— Можно ли утверждать, что театр отражает то, что сегодня происходит в обществе?

— Чаще всего — да. Искусство этим и привлекает: оно отвечает на сиюминутные проблемы. Театры ставили миниатюры, фельетоны, постановки на злобу дня. Сегодня же всё немного шире. Сегодня режиссёр должен сам чувствовать проблему в воздухе. Затем найти пьесу, которая поможет выразить насущную проблему. Даже самый развлекательный театр — это шеринг своих мыслей, проблем, болячек. Важно, чтобы проблема, которую нащупал режиссёр, была важна и для самого общества, ведь любой зритель приходит в театр смотреть про себя. Мы отдаём что-то ему, что-то берём. Ведь театр — это обмен энергией. Театр — это диалог.

*ЛСД — лаборатория современной драматургии, в рамках которой наш режиссёр и по совместительству педагог Ярослава Дубинина готовит учебные постановки со студийцами.

**Вадим Борисович Шрайбер — предыдущий художественный руководитель театра.