Недалеко от знаменитого моста Риальто, на канале Гранде в роскошном дворце Фарсетти находится мэрия («Комунэ») города Венеция. Седьмого числа минувшего сентября я увидел на её ступенях взволнованную женщину с французским паспортом в руке. Переполненная гондола, раскачиваемая ожиданием, томилась рядом. Кто-то щёлкал фотоаппаратом, кто-то то и дело порывался вскинуть видеокамеру, но пролетел уже час, а Он так и не появлялся.
Я не говорю по-французски, мои испанский с итальянским не обновлялись со времён знакомства с Фиделем Кастро, но в это время послышалась русская речь. Говорили о каком-то архитекторе, рассуждали о том, как стать актером, о подвеске под кривым углом тонущих свай Святого Марка и почему-то о железных канадских дровосеках, которым не страшен дождь. И ещё я услышал, что гондола с невестой, как это водится у гордых красивых женщин, тоже опоздала сюда на час с лишним, и никто не знает, приходил ли жених. Помню, что меня то и дело бросало из гомерического хохота в звенящую тишину странных откровений, и за следующий час я перетряхнул в сознании чуть ли не всю память о собственной жизни, всё, что в ней чудилось то подлинным, а то мнимым.
А потом я очнулся. Нет, реальность не обернулась бредом или сном, я по-прежнему был в самой что ни на есть неподдельной Венеции над волнами Адриатического моря, просто я вспомнил тех людей, на которых смотрел этот час. Репетиция закончилась, передо мной вновь предстали не странным образом ожившие персонажи парижской комедии И. Жамиака, а актёры из московского театра «На пятом этаже». Причём самым неожиданным в этой репетиции было то, что на тонущих в море камнях, на этой шаткой и чужой почве, передо мной предстала не сама пьеса «Азалия» (премьеру которой актёры готовили для открытия сезона), а импровизация на тему тех событий, которые могли бы случиться после авторской точки (вернее будет сказать — многоточия, доверившего каждому из зрителей самому решать весёлые и трагические загадки).
Сам же спектакль «Азалия» я увидел полтора месяца спустя и только тут, в Москве, вновь отсмеявшись и отрыдав с переполненным премьерным залом, я, наконец, понял, что это — всего лишь история об одной странной любви, хотя быть может — и не о любви, и не об одной, и уж конечно — не странной, потому что каждый, кто когда-нибудь любил, распознает что-то сокровенно своё, а кто обошёлся без любви — и подавно.
В самые страшные и лживые времена человек спасался правдой своих иллюзий. Разве это не удивительно? Казалось бы, столько плохого театра окружает нас в жизни: театр военных действий, политический балаган, фальшивые шоу, год от года опустошающие наши души и карманы. Но мир соткан из парадоксов: когда жизнь пропитана фальшью, истину мы находим на сцене или в мечтах. Пять персонажей, таких похожих на всех нас, не задающихся вопросом: «каков «я» есть на самом деле», ведь нам гораздо важнее, «каким «я» кажусь другим и даже самому себе». Но вот загадка: на самом деле – это как? Какая правда выше и подлиннее – та, что внутри нас, или видимая миру? И какими зритель, хохочущий или плачущий – иногда над одним и тем же – увидит этих пятерых?
Вот наша «сильная и красивая», надеющаяся в этом мире на себя одну, женщина по имени Леа (актриса Е.Державинская). Уж она-то так настаивает на собственном благополучии, так крутит, не хуже какой-нибудь Маты Хари, сюжетом собственной жизни – с цветочными паролями, по-шпионски выставляемыми у дверей, с лицедейским притворством и блистательными спектаклями – как ради достижения очевидных целей, так и просто «от лёгкой скуки». Такой она хочет казаться себе и другим, такой и останется для части зрителей, как этакий «гимн феминизму»: вот же молодец-баба, ей скучно – она находит игрушку; ей мешают жить, как хочется, — она всё равно побеждает всех. Над ней даже смеются одобрительно, ей хотят верить, хотят видеть в ней себя. Но только те, кому это всерьёз удаётся, скоро понимают, что дело тут не в скуке, а в тоске. А под весёлым жанром укрыт совсем иной пласт. Многие ли захотят его откопать?
А это Давид (актёр А.Спирюгов) – источник наиболее ядовитого зрительского хохота. Потешный лгун, наивный и слепой донжуан. Велик соблазн для актёра «доить» эту комическую стезю. Велик соблазн и для зрителя поощрять его в этом. К чести режиссёрского прочтения, загадка этого образа, существеннейшего образа пьесы, не заслоняется водевильной карикатурой. Наивная мечта – и обман ближнего? Бескорыстие романтических надежд – и череда предательств в реальности? Начинающихся — с предательства самого себя. Но — странная вещь, возможно ли, что всё наоборот, а эти наши обвинения — лишь маска и иллюзия Давида о самом себе, страстно желающем, но не способном ни предавать, ни обманывать? Вечная, горькая и смешная, ускользающая истина о нас, играющих то ли свои, то ли чужие роли в театре жизни… В детской театральной студии при нашем театре не пристало таковому бывать.
Матье, сын Леа (актёр А.Косюга), – на фоне описанной выше парочки кажется совсем простецким и славным пареньком, но только если упустить из виду, что именно ему мы обязаны сюжетным витком лжи (или, если хотите, мягче – игры). Он, конечно, не слепой и ах как благороден, но отчего-то именно его устраивает видимость куда как больше очевидности. Что скрыто за этим – непорочность молодости или её же нынешний прагматизм? Попробуйте спросить у его невесты Бет (О.Дубинина, Н.Остринская, О.Литвинова). Уж она-то эту пресловутую прагматичность олицетворяет, не так ли? Или всё опять грозит вывернуться наизнанку?
Самый трагический и один из стержневых персонажей этой истории — Тереза (Е.Кушнерик, О.Булгакова), женщина Давида. Появившаяся перед нами совсем ненадолго и перевернувшая всё, именно она более всех ответственна за оставшиеся без ответа вопросы и тайну, не отпускающую нас и после финала. Она, вне всякого сомнения, — самый честный перед нами и собой герой спектакля (герой во всех смыслах), она же и — персонаж, больше и лучше других научившийся — не «притворяться», нет! — верить и служить «неправде», черпать в ней высокий смысл жизни и, очень даже возможно, способной убедить Леа, Давида и нас, что именно в «заоблачной лжи», а не в «приземлённой истине», обитает любовь?..
Кстати, не сразу вспоминаешь, что мучительным счастьем всех этих вопросов и впечатлений обязан ещё одной ипостаси правды, словно бы живущей бок о бок с нами, москвичами, быть может, чуть выше или ниже по лестничной площадке. Так непринуждённо звучит название: Московский театр «На пятом этаже», так удачно и интимно расположен он в башенке «дворца» — и лифт, и лесенка рядом, ну просто из жилого дома; камерное фойе — та же гостиная, полная семейных фотографий; удивительно театральный, уютный зал на 150 мест, где каждому по силам «дотянуться рукой», ощутить себя с актёром наедине. И никого не удивляет, что этот зал театру милее большого в том же здании, милее ежедневный труд ради встреч со зрителем глаза в глаза, вне халтуры и фальши. Здесь по-соседски, пронзительно близки зрителю герои Птушкиной и Галина, Булгакова и Горина, Чехова и Бомарше, Гоцци и Пристли, Володина, Эдлиса, Лоулера, Касоны… теперь и Ива Жамиака. Есть также ещё одна нетерпимая к фальши категория зрителей, об руку с родителями или учителями открывшая для себя здесь Пушкина и Стивенсона, Гофмана и Милна, Сефа, Соколову, Хайта, Заходера и других любимых авторов.
Джузеппе Скуто, руководитель флорентийской труппы Пиранделло («Lo stanzone delle apparizioni»), на днях прислал мне ту же мысль: что на разломе наших общих тысячелетий лишь в театре люди не лгут. С театром «На пятом этаже» и режиссёром спектакля «Азалия» Сергеем Афанасьевым (он же является руководителем студии, в которой проходят курсы актерского мастерства) его многое связывает. А другого жителя как Флоренции, так и Франции, по имени Леонардо да Винчи, с немалым правом можно причислить к соавторам художника (сценографа с не меньшей известностью в театральном мире) Валерия Фомина. Не только Леонардо-живописец, а так же инженер (кстати, театру не чуждый) пришёлся вполне ко двору в этой компании людей, творящих спектакль по законам не одних лишь слов и событий, но и высоким законам зрелища (что совсем не противоречит одно другому).
Ну а что же Венеция, куда так стремятся наши французские персонажи с удивительно русской душой? Приезжайте сюда седьмого числа. Дворец Фарсетти на канале Гранде, 10 утра, — я вас дождусь и, быть может, нам, наконец, удастся найти все сюжетные разгадки и ответы. Ну, а если разминёмся, вот вам запасная «явка»: у метро «Курская» в театре «На пятом этаже». Уж теперь-то среди его зрителей вы меня отыщете наверняка, а горшок с азалией на окне пусть станет тому верным знаком!
Павел Палатов
Третье тысячелетие, Париж-Венеция-Москва.
